ЛитератураТеория литературыЛитературный процессПринципы художественного изображения в литературе. Романтизм - продолжение
Немецкий писатель XIX века Новалис предлагает называть это романтизацией: «Обыденному я придаю высокий смысл, повседневное и прозаическое облекаю в таинственную оболочку, известному и понятному придаю заманчивость неясности, конечному — смысл бесконечного. Это и есть романтизация». Вера в возможность осуществления чуда живет и в XX веке: в повести А. С. Грина «Алые паруса», в философской сказке А. де Сент-Экзюпери «Маленький принц» и во многих других произведениях.
Характерно, что обе важнейшие романтические идеи вполне отчетливо соотносятся с религиозной системой ценностей, основанной на вере.
Именно вера (в ее гносеологическом и эстетическом аспектах) определяет своеобразие романтической картины мира — неудивительно, что романтизм часто стремился нарушить границы собственно художественного явления, становясь определенной формой мировосприятия и миропонимания, а иногда и «новой религией».
По словам известного литературоведа, специалиста по немецкому романтизму, В. М. Жирмунского, конечной целью романтического движения является «просветление в Боге всей жизни, и всякой плоти, и каждой индивидуальности».
Подтверждение этому можно найти в эстетических трактатах XIX века; в частности, Ф. Шлегель пишет в «Критических фрагментах»: «Вечную жизнь и невидимый мир нужно искать только в Боге. В Нем воплощена вся духовность... Без религии мы будем иметь вместо полной бесконечной поэзии лишь роман или игру, которую теперь называют прекрасным искусством».
Романтическое двоемирие как принцип действует не только на уровне макрокосма, но и на уровне микрокосма — человеческой личности как неотъемлемой части Вселенной и как точки пересечения идеального и бытового. Мотивы раздвоенности, трагической разорванности сознания, образы двойников, объективирующих различные сущности героя, весьма распространены в романтической литературе — от «Удивительной истории Петера Шлемиля» А. Шамиссо и «Эликсиров сатаны» Э. Т. А. Гофмана до «Вильяма Вильсона» Э. А. По и «Двойника» Ф. М. Достоевского.
В связи с двоемирием особый статус в произведениях приобретает фантастика как мировоззренческая и эстетическая категория, причем ее понимание самими романтиками не всегда соответствует современному значению «невероятного», «невозможного». Собственно романтическая фантастика (чудесное) часто означает не нарушение законов мироздания, а их обнаружение и в конечном итоге — исполнение.
Просто эти законы имеют высшую, духовную природу, а реальность в романтической вселенной не ограничена материальностью. Именно фантастика во многих произведениях становится универсальным способом постижения действительности в искусстве за счет преображения ее внешних форм при помощи образов и ситуаций, не имеющих аналогов в материальном мире и наделенных символическим значением, которое открывает в реальности духовную закономерность и взаимосвязь.
Классическую типологию фантастики представляет работа немецкого писателя Жан Поля «Приготовительная школа эстетики» (1804), где выделяются три вида использования фантастического в литературе: «нагромождение чудес» («ночная фантастика»); «разоблачение мнимых чудес» («дневная фантастика»); равноправие реального и чудесного («сумеречная фантастика»).
Однако вне зависимости от того, «разоблачается» ли чудо в произведении или нет, оно никогда не бывает случайным, выполняя самые разные функции. Кроме познания духовных основ бытия (так называемая философская фантастика), это может быть и раскрытие внутреннего мира героя (психологическая фантастика), и воссоздание народного мировосприятия (фольклорная фантастика), и прогнозирование будущего (утопия и антиутопия), и игра с читателем (развлекательная фантастика).
Отдельно следует сказать о сатирическом разоблачении порочных сторон действительности — разоблачении, в котором фантастика также зачастую играет немаловажную роль, представляя в аллегорическом виде реальные общественные и человеческие недостатки. Это происходит, к примеру, во многих произведениях В. Ф. Одоевского: «Бал», «Насмешка мертвеца», «Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту».
Романтическая сатира рождается из неприятия бездуховности и прагматизма. Реальность оценивается романтической личностью с позиций идеала, и чем сильнее контраст между сущим и должным, тем активнее противостояние человека и мира, утратившего свою связь с высшим началом.
Объекты романтической сатиры разнообразны: от социальной несправедливости и буржуазной системы ценностей до конкретных людских пороков. Человек «железного века» профанирует свое высокое предназначение; любовь и дружба оказываются продажными, вера — утраченной, сострадание — лишним.
В частности, светское общество являет собой пародию на нормальные человеческие отношения; в нем царят лицемерие, зависть, злоба. В романтическом сознании понятие «свет» (аристократическое общество) часто оборачивается своей противоположностью (тьма, чернь), а церковной антонимической паре «светское — духовное» возвращается буквальный смысл: светское — значит, бездуховное.
Для романтика вообще нехарактерно использование Эзопова языка, он не стремится скрыть или приглушить свой язвительный смех. Эта бескомпромиссность в симпатиях и антипатиях приводит к тому, что сатира в романтических произведениях часто предстает как гневная инвектива, прямо выражающая авторскую позицию: «Это гнездо разврата сердечного, невежества, слабоумия, низости! Спесь становится там на колени перед наглым случаем, целуя запыленную полу его одежды, и давит пятою скромное достоинство... Мелочное честолюбие составляет предмет утренней заботы и ночного бдения, лесть бессовестная управляет словами, гнусная корысть поступками, и об добродетели сохраняется предание только притворством. Ни одна высокая мысль не сверкнет в этой удушливой мгле, ни одно теплое чувство не разогреет этой ледяной горы» (М. Н. Погодин. «Адель»),
Романтическая ирония, так же как и сатира, непосредственно связана с двоемирием. Романтическое сознание стремится в мир горний, а бытие определяется законами мира дольнего. Таким образом, романтик оказывается как бы на перекрестке взаимоисключающих пространств.
Жизнь без веры в мечту бессмысленна, но мечта невоплотима в условиях земной действительности, и поэтому вера в мечту бессмысленна тоже. Необходимость и невозможность оказываются едины.
Осознание этого трагического противоречия выливается в горькую усмешку романтика не только над несовершенством мира, но и над самим собой. Эта усмешка слышится во многих произведениях немецкого романтика Э. Т. А. Гофмана, где возвышенный герой часто попадает в комические ситуации, а счастливый финал — победа над злом и обретение идеала — может обернуться вполне земным мещанским благополучием.
Например, в сказке «Крошка Цахес по прозванию Циннобер» романтические влюбленные после счастливого воссоединения получают в подарок чудесное имение, где растет «отменная капуста», где пища в горшках никогда не пригорает и фарфоровая посуда не бьется. А другая сказка Гофмана «Золотой горшок» уже своим названием иронически «приземляет» известный романтический символ недостижимой мечты — «голубой цветок» из романа Новалиса «Генрих фон Офтердинген».
События, из которых складывается романтический сюжет, как правило, яркие и необычные; они являются своеобразными «вершинами», на которых строится повествование (занимательность в эпоху романтизма становится одним из важных художественных критериев).
На событийном уровне произведения ярко прослеживается стремление романтиков «сбросить цепи» классицистического правдоподобия, противопоставляя ему абсолютную свободу автора, в том числе и в построении сюжета, причем это построение может оставлять у читателя чувство незавершенности, фрагментарности, как бы призывающее к самостоятельному восполнению «белых пятен».
Внешней мотивировкой экстраординарности происходящего в романтических произведениях могут служить особые место и время действия (например, экзотические страны, далекое прошлое или будущее), а также народные суеверия и предания.
Изображение «исключительных обстоятельств» направлено, прежде всего, на раскрытие «исключительной личности», действующей в этих обстоятельствах. Характер как двигатель сюжета и сюжет как способ «реализации» характера тесным образом связаны, поэтому каждый событийный момент является своеобразным внешним выражением борьбы добра и зла, происходящей в душе романтического героя.
Одно из художественных достижений романтизма — открытие ценности и неисчерпаемой сложности человеческой личности. Человек осознается романтиками в трагическом противоречии — как венец творения, «гордый властелин судьбы» и как безвольная игрушка в руках неведомых ему сил, а иногда и собственных страстей. Свобода личности предполагает ее ответственность: совершив неверный выбор, нужно быть готовым к неизбежным последствиям.
Таким образом, идеал вольности (как в политическом, так и в философском аспекте), являющийся важной составляющей в романтической иерархии ценностей, не следует понимать как проповедь и поэтизацию своеволия, опасность которого неоднократно раскрывалась в романтических произведениях.
Образ героя часто неотделим от лирической стихии авторского «я», оказываясь или созвучным ему, или чуждым. В любом случае автор-повествователь в романтическом произведении занимает активную позицию; повествование тяготеет к субъективности, что может проявляться и на композиционном уровне — в использовании приема «рассказ в рассказе».
Однако субъективность как общее качество романтического повествования не предполагает авторского произвола и не отменяет «систему нравственных координат». По словам исследователя Н. А. Гуляева, «в... романтизме субъективное выступает, по существу, синонимом человеческого, оно гуманистически содержательно». Именно с нравственных позиций и оценивается исключительность романтического героя, которая может быть как свидетельством его величия, так и сигналом его неполноценности.
«Странность» (загадочность, непохожесть на окружающих) персонажа подчеркивается автором, прежде всего, при помощи портрета: одухотворенная красота, болезненная бледность, выразительный взгляд — эти признаки давно стали устойчивыми, чуть ли не штампами, поэтому так часты сравнения и реминисценции в описаниях, как бы «цитирующих» предыдущие образцы.
Вот характерный пример такого ассоциативного портрета (Н. А. Полевой «Блаженство безумия»): «Не знаю, как описать вам Адельгейду: она уподоблялась дикой симфонии Бетховена и девам-валькириям, о которых певали скандинавские скальды... лицо... было задумчиво-прелестно, походило на лицо мадонн Альбрехта Дюрера... Адельгейда казалась духом той поэзии, который вдохновлял Шиллера, когда он описывал свою Теклу, и Гете, когда он изображал свою Миньону».
Поведение романтического героя также свидетельство его исключительности (а иногда — «исключенное™» из социума); часто оно «не вписывается» в общепринятые нормы и нарушает условные «правила игры», по которым живут все остальные персонажи.
Общество в романтических произведениях представляет собой некий стереотип коллективного существования, набор ритуалов, не зависящий от личной воли каждого, поэтому герой здесь — «как беззаконная комета в кругу расчисленном светил».
Он формируется словно бы «вопреки среде», хотя его протест, сарказм или скепсис рождены именно конфликтом с окружающими, то есть в какой-то степени обусловлены обществом. Лицемерие и мертвенность «светской черни» в романтическом изображении часто соотносятся с дьявольским, низменным началом, пытающимся получить власть над душой героя. Человеческое в толпе становится неразличимо: вместо лиц — маски (мотив маскарада — Э. А. По. «Маска Красной смерти», В. Н. Олин. «Странный бал», М. Ю. Лермонтов. «Маскарад»,
А. К. Толстой. «Встреча через триста лет»); вместо людей — кук- лы-автоматы или мертвецы (Э. Т. А. Гофман. «Песочный человек», «Автоматы»; В. Ф. Одоевский. «Насмешка мертвеца», «Бал»), Так писатели максимально заостряют проблему личности и безличности: став одним из многих, ты перестаешь быть человеком.
Введение в литературоведение (Н.Л. Вершинина, Е.В. Волкова, А.А. Илюшин и др.) / Под ред. Л.М. Крупчанова. — М, 2005 г.
 |
 |
Антитеза как излюбленный структурный прием романтизма особенно очевидна в противостоя...
|
 |
|
Романтический психологизм основан на стремлении показать внутреннюю закономерность сл...
|
 |
|
04.11.2024
В 2005 г. в Российской Федерации появился новый государственный праздник — День народ ...
|
 |
|
10.11.2024
Исполняется 265 лет со дня рождения Ф. Шиллера – известного немецкого поэта и драмату ...
|
