Текстология.руЯзыкознаниеТекстологияКомплексное исследование текстаИзучение текста во взаимодействии с другими произведениями - часть 5

Изучение текста во взаимодействии с другими произведениями - часть 5

А. И. Соболевский, впервые отметивший сходство плача Евдокии и плача Ингваря Ингоревича, счел плач Евдокии переделкой плача Ингваря, не приведя никакой аргументации. Он писал: «С “плачем” рязанского князя представляет очень много общего “плач” вдовы Дмитрия Донского по умершем муже. Текст “Слова о Дмитрии Донском” приспособлен к московской обстановке; тем не менее одни и те же выражения, фразы в обоих плачах бросаются в глаза. Можно сказать, московский “плач” — переделка рязанского».

Против этой точки зрения высказалась В. П. Адрианова-Перетц, приведшая и доказательства обратной зависимости, — именно: плача Ингваря Ингоревича от плача Евдокии. В. П. Адрианова-Перетц справедливо отмечает, что гиперболическое описание горя  отвечает стилистической манере XV в., но маловероятно в памятнике XIII в. Заимствования из плача Евдокии выдают в плаче Ингваря и отдельные, не приспособленные к требуемому смыслом двойственному числу выражения — более уместные в плаче Евдокии, чем в плаче Ингваря`.

Отметим попутно, что этих несоответствий в числе гораздо больше в редакции основной Б «Повести о разорении Рязани», чем в редакции основной Л. Редакция основная Б ближе плачу Евдокии, чем редакция основная Л, и в ней поэтому больше несообразных со смыслом плача Ингваря отдельных мест: в частности, — употребление по отношению ко многим убитым звательного единственного числа «господине» (трижды), единственного числа «месяц мой красный, скоропогибший)» (в редакции основной Л единственное число заменено на множественное: «месяци красный, скоро изгиб- ли есте»).

Плач Евдокии имеет много параллелей в литературных памятниках XV-XVII вв.  Теоретически можно было бы предположить, что плач Ингваря Ингоревича восходит не к плачу Евдокии «Слова о житии и о преставлении», а к какому-то другому, неизвестному нам плачу, вероятнее всего вдовьему, из которого явился и плач Евдокии. Это предположение тем более правдоподобно, что плач Евдокии своими народными элементами резко выделяется в «Слове о житии и о преставлении», и некоторые списки этого «Слова» (в частности, тот, что находится в составе Никоновской летописи) не имеют плача Евдокии, что как будто бы позволяет предполагать его происхождение из вставки.

Тем не менее есть один признак, по которому мы можем безошибчно определить зависимость плача Ингваря именно от плача Евдокии в составе «Слова о житии и о преставлении». В плаче Ингваря имеется одно очень странное место, до сих пор не обращавшее на себя внимания исследователей; Ингварь говорит: «Како нареку день той, или како в о з п и ш у его». Непонятно — каким образом любители легких атрибуций не приписали всей «Повести о разорении Рязани» авторству князя Ингваря Ингоревича: он единственный из князей рязанских остался в живых, он от своего лица описывает как очевидец поле, усеянное трупами, он оплакивает рязанских князей и он же пишет о себе в первом лице «како возпишу», т. е. прямо указывает на себя как на лицо, собирающееся описать события.

Дело, однако, объясняется проще: автор плача Ингваря Ингоревича, переделывая плач Евдокии, не знал, где ему остановиться и, перешагнув через плач, заимствовал часть своего материала из самого «Слова о житии и о преставлении великого князя Дмитрия Ивановича»: «Слыши, небо, внуши земли! Како въспевшу в (Софийской первой: «како в ъ с п и ш у».) ти, како възглаголю о преставлении твоем? От горести душа язык связывается, уста заграждаются, гортань премолкает, смысл изменяется, зрак опустевает, крепость изнемогает: аще ли промолчю, нудить мя язык яснее рещи»; весь этот текст в «Слове о житии и о преставлении» дается автором от своего собственного лица, а не от лица Евдокии, но автор переделки «Повести о разорении Рязани» этого не заметил и перенес его в плач Ингваря.

Д.С. Лихачев. Текстология – Санкт-Петербург, 2001 г.