Обучение грамматике у византийцев

Обучение грамматике у византийцев

Усилия, направленные к тому, чтобы обучить традиционному литературному языку и стилю, который отвечал бы требованиям изысканного (хоть и не всегда здорового) вкуса, не могли у византийцев ограничиться одной орфографией и орфоэпией, но распространялись также на морфологию, синтаксис и лексику. Нарушение нормы называлось у византийцев, как и в античное время, варваризмом и солецизмом (σολοικισμός, soloecismus). Когда эти выражения употреблялись строго, под варваризмом понималось нарушение правильности речи применительно к отдельному слову, а солецизмом — к соединению слов, как в известной конструкции έγώ περίπατων ό τοίχος επεσεν, т. е. примерно «гуляючи, стена повалилась».

Из византийских писателей, касавшихся «синтаксиса» в этом смысле надо назвать Григория Коринфского, по прозванию Пардос (прибл. 1070—1150), трактат которого недавно был впервые и притом критически издан.

Весьма своеобразны были формы, в которых происходило обучение грамматике. Прежде всего это были эпимерисмы (επιμερισμοί), название которых Г. Хунгер возводит к термину μέρη του λόγου («части речи»): в эпимерисмах давался как бы ключ к тому, как ученик должен, разобрав слова по частям речи, переходить к характеристике их по форме (род, число и т. д.). Эпимерисмы писались и к школьным античным, и к христианским текстам, иногда сопровождая текст слово за словом или же в алфавитной форме.

Георгий Хировоск (время его жизни определяется теперь все точнее, причем этот известнейший, может быть, из византийских грамматиков становится современником Фотия), был автором эпимерисмов к псалмам. Максим Плануд и его ученик Мануил Мосхопул составили эпимерисмы, или технологии, к «Картинам» Филострата. Элементарнейшей формой пояснения классического текста служил парафраз, иногда между строк, на разговорном языке (так называемая психагогия, ψυχαγωγία).

Любопытной разновидностью учебного разбора текста была схедография, в которой элементарный грамматический анализ обогащался сведениями, касающимися этимологии (словопроизводства), синонимики, тематически подобранной лексики, орфографии, а также энциклопедическими элементами.


Разнообразный дидактический материал приправлялся здесь назидательностью и получал посильное литературное оформление. Так появился своеобразный полулитературный жанр, призванный скрасить ставшее тягостным изучение литературного языка. Схедография засвидетельствована с X—XI вв.; представительным образчиком ее является «Лонгивард». Схедография нашла спрос, получила развитие. Ею занимались не одни бедствующие филологи, но и цари, и поэты, например Феодор Продром, которому приписывают известные «Мышьи схеды» — юмористическое произведение, отчасти пародирующее этот жанр.

Поскольку схедография в различных отношениях представляет интерес, публикацией неизданных схедографическнх текстов теперь занимаются интенсивнее; высказано и пожелание иметь в распоряжении исследователей схедографический корпус.

Действительно, как бы ни оценивать тот или иной жанр византийской филологии, все они сложно сплетаются между собой и, следовательно, требуют общего изучения. Показательно, что X. Феодоридису удается более точно установить время жизни византийских филологов благодаря обследованию цитат, которые у византийцев не ограничиваются древними. Этому переходу из старых эпимерисмов в новые, из эпимерисмов в лексиконы и т. д. посвящены и другие работы.

В качестве образца и источника морфологического описания византийцам служили позднеантичные «Каноны» Феодосия Александрийского, щедро комментированные Иоапном Хараком и Георгием Хировоском.

Впрочем, не следует думать, что организация парадигм имени и глагола не знала перестроек. Из описаний неизданной еще грамматики, автором которой был Мануил Калека́ (конец XIV в.), убеждаемся, что предпринимались попытки описать греческую флексию, ориентируясь на латинскую: 39 канонов (парадигм) именного склонения оказались, на основании окопчания род. падежа ед. ч., распределены по пяти склонениям. Это любопытно в смысле обновления, хотя такое именно проявление западничества трудно признать удачей грека-доминиканца.

Любопытно отметить обстоятельство, также связанное с описанием греческой морфологии. С давних пор, еще до Феодосия Александрийского, на которого в этой связи указывает Г. Хунгер, у греческих грамматиков было принято время от времени вводить вымышленные формы, особенно при изложении системы глагола. Поскольку разговорный язык старовизантийской эпохи почти неизвестен, оказывается затруднительным отличить эти verba ficta от verba rariora. В самом деле, к какой категории отнести формы ήκουα, ελευκα, ελευθα и т. п. из названной выше грамматики конца XIV в.?

С. Бернардинелло предлагает считать их исторически существовавшими на основании двух соображений: (а) они встречаются и в византийских лексиконах, (б) в грамматике естественно приводить употребительные формы. С этим можно н не согласиться, так как (а) между лексиконами и грамматическими сочинениями случалось круговое движение: (б) из рассуждения С. Бериардинелло видно, что грамматика Мануила принадлежала периоду выраженного филологического волюнтаризма, — и, следовательно, не обязательно, чтобы она во всем была естественна. Более того, даже если неожиданные формы встречаются в поздних текстах, с ними нужно обходиться осторожно: как бы скромно ни было положение грамматиков в обществе, им иногда удается навязать части языковой общины свои нормы.

Что касается синтаксиса, то труд Аполлония Дискола περί συντάξεως, легший в основу синтаксиса Присциана, является представительным образцом работы древних в этой области, которая была, как известно, менее, чем теперь, отделена от остальных. У стоиков рефлексия над вопросами синтаксиса на первых шагах получала слишком сильный крен в логику. Внимание к синтаксису соединялось и со стилистико-риторическими задачами. Нередко сочинения византийцев о «синтаксисе» представляют собой списки глаголов с указанием на их управление. Такие перечни, называемые также «фразеологиями», служили подспорьем в работе византийского литератора над освоением турнюров литературной речи.

Возможно, что именно под знаком господства очень краткой работы Дионисия Фракийского синтаксис трактовался в Византии мало. Первым византийским синтаксисом считают работу Михаила Синкелла (VIII—IX вв.). Прежде это сочинение связывали с именем Георгия Лакапина; теперь этот текст не только тщательно издан, но и изучен Д. Доннэ на необходимом фоне.

А. В. Десницкая, С. Д. Кацнельсон — История лингвистических учений — Л., 1985 г.

Все изображения и цитаты приведены в информационных, учебных и ознакомительных целях, а также в целях раскрытия творческого замысла.

Другие статьи по теме:
Принципы обучения грамматическим дисциплинам в Византии
После Никиты Ираклийского (называемого иногда и Серрским), который в начале XI в. пис...
Византийская лексикография
В отличие от других разделов языковедения византийская лексикография, имеющая фундаментальное значение для всякого греци...
События в мире культуры:
День детской книги - 2 апреля
02.04.2024
2 апреля празднуется Международный день детской книги. Традиция отмечать этот знамена ...
Юбилей со дня рождения Николая Васильевича Гоголя
01.04.2024
1 апреля – день рождения великого русского писателя и драматурга, автора известной по ...
Сообщить об ошибке на сайте:
Сообщить об ошибке на сайте
Пожалуйста, если Вы нашли ошибку или опечатку на сайте, сообщите нам, и мы ее исправим. Давайте вместе сделаем сайт лучше и качественнее!

Главная страницаРазделыСловариПоискНовости