Попытки отнести к тропам или фигурам не только метафору, но также параллелизм и символ, конечно, существуют. В справочной литературе таковы популярные определения параллелизма в качестве композиционного приема или стилистического средства, а символа как синонима эмблемы и знака по содержанию и тропа по словесному выражению (Сиротвиньский, Вильперт, Шоу, Шипли и др.).
Между тем образ-параллелизм представляет собой, как показал А. Н. Веселовский, древнейшую основу, из которой впоследствии развились все иные виды словесных образов, включая метафору. Значение же символа вообще выходит далеко за пределы любого искусства.
Концепция параллелизма и природа метафоры у А. Н. Веселовского
Начавшись с параллелизма, развитие образного сознания шло далее, по мысли ученого, не только в сторону сравнения. С одной стороны, действительно, «древний синкретизм удалялся перед расчленяющими подвигами знания: уравнение молния — птица, человек — дерево сменились сравнениями: молния, как птица, человек, что дерево, и т.п.».
С другой стороны, результатом «игры параллелизма» могло оказаться отождествление природного и человеческого, как бы возрождающее древний синкретизм: «Когда между объектом, вызвавшим его (параллелизма. — Н. Т.) игру, и живым субъектом аналогия сказывалась особенно рельефно, или устанавливалось их несколько, обусловливая целый ряд перенесений, параллелизм склонялся к идее уравнения, если не тождества.
Птица движется, мчится по небу, стремглав спускаясь к земле; молния мчится, падает, движется, живет: это параллелизм. В поверьях о похищении небесного огня... он уже направляется к отождествлению: птица приносит на землю огонь-молнию, молния-птица».
Заметим, что в приведенных суждениях два различных процесса — и превращение первоначального тождества (через параллелизм!) в сравнение, и рождение из параллелизма нового тождества — иллюстрируются примером одного и того же соответствия: молния — птица. Образ, возникший из параллелизма и возрождающий древнее тождество, несомненно, метафора.
Конечно, «анимистического» (одухотворяющего природу) миросозерцания уже нет; основа метафоры иная — идея метаморфозы: «Последовательным развитием идеи превращения является другой сюжет... явор с тополем выросли на могиле мужа и жены, разлученных злою свекровью...»; «Так умирает, в последнем объятии задушив Изольду, раненый Тристан; из их могил вырастают роза и виноградная лоза, сплетающиеся друг с другом...».
Но эта идея в параллелизме уже была заложена. Ведь «сопоставление по признаку движения» означает, в сущности, что жизнь одна, а формы жизни различны. Следовательно, они могут переходить друг в друга.
Итак, усиление понятийности превращает параллелизм в сравнение; но возможно также и возрождение первоначального тождества — превращение параллелизма в метафору. Отсюда мотив «люди-деревья» в поэзии, включая новейшую (например, в стихотворении А. Кочеткова: «Как больно, милая, как странно / Сроднясь в земле, сплетясь ветвями, — / Как больно, милая, как странно / Раздваиваться под пилой. / Не зарастет на сердце рана, / Прольется чистыми слезами, / Не зарастет на сердце рана — / Прольется пламенной смолой»).
Архаическое и современное в метафоре
В современной науке присутствует концепция архаического «слоя» в метафоре. Так, О. М. Фрейденберг указывает на принципиальное различие метафоры современной (основанной на произвольном сопоставлении) и древней (выражающей общую природу внешне различных явлений). Два аспекта метафоры — «эпифора» и «диафора» (из которых второй явно восходит к архаике) разграничивает Ф. Уилрайт.
Поэтический образ-символ
Принципы «различенного тождества» и множественности репрезентаций одной образной модели, присутствовавшие в древнейших вариантах поэтического образа, наиболее близки структуре символа.
Признавая символ «знаком» и в то же время отграничивая его от эмблемы, поэт и крупнейший (наряду с Вл. Соловьевым) философ русского символизма Вяч. Иванов указывает на многозначность первого: «Нельзя сказать, что змея, как символ, значит только "мудрость", а крест, как символ, только: "жертва искупительного страдания"... <...> В разных сферах сознания один и тот же символ приобретает разное значение. Так, змея имеет ознаменовательное отношение одновременно к земле и воплощению, полу и смерти, зрению и познанию, соблазну и освящению». Это определяющее свойство символа он объясняет, однако, не самим по себе человеческим сознанием, а отображением в нем природы всего бытия, Вселенной.
Символ универсален потому, что — независимо от воли того, кто им пользуется, — запечатлевает Универсум, бесконечный и внутренне противоречивый: «Поистине, как все, нисходящее из божественного лона, и символ... "знак противоречивый", "предмет пререканий". <...> Оттого змея в одном мифе представляет одну, в другом — другую сущность. Но то, что связывает всю символику змеи, все значения змеиного символа, есть великий космогонический миф, в котором каждый аспект змеи-символа находит свое место в иерархии планов божественного всеединства».
Естественно, что любой символ, с точки зрения Вяч. Иванова, заложен в природе самого языка и актуализируется художественно-творческим, а не чисто логическим к нему отношением: «...живой язык наш есть зеркало внешнего эмпирического познания, и его культура выражается усилением логической его стихии, в ущерб энергии чисто символической, или мифологической, соткавшей некогда его нежнейшие природные ткани — и ныне единственно могущей восстановить правду "изреченной мысли"».
Из того же источника — философии «всеединства» В. С. Соловьева (которая, в свою очередь, опирается на Платона и многовековую традицию неоплатонизма) — исходит систематически развернутая теория символа у А. Ф. Лосева. По его мнению, символ отличается не только от эмблемы (тем, что не имеет «никакого условного, точно зафиксированного и конвенционального значения»), но и от знака тем, что он «есть тождество, взаимопронизанность означаемой вещи и означающей ее идейной образности».
Ближе всего (обратим на это внимание!) символ, по А. Ф. Лосеву, метафоре: «И в символе, и в метафоре идея вещи и образ вещи пронизывают друг друга, и в этом их безусловное сходство. Но в метафоре нет того загадочного предмета, на который ее идейная образность только указывала бы как на нечто ей постороннее».
Дело в том, что метафора, как и любой художественный образ, обладает свойством самостоятельной, самодовлеющей ценности и целостности: «То, чего нет в символе и что выступает на первый план в художественном образе, — это автономно-созерцательная ценность... символ... вовсе не обязан быть художественным образом». И далее отмечена принципиально важная особенность: «...чистый художественный образ, взятый в отрыве от всего прочего, конструирует самого же себя и является моделью для самого себя».
Символ же, по мнению филолога-философа, является в равной мере моделью любой вещи и любого ее отражения: «... это символическое тождество есть единораздельная цельность, определенная тем или другим единым принципом, его порождающим и превращающим его в конечный или бесконечный ряд различных закономерно получаемых единичностей, которые и сливаются в общее тождество породившего их принципа или модели как в некий общий для них предел».
В этом последнем определении мы видим ту же мысль о творческом принципе, порождающем бесконечный ряд и смыслов, и вещей, которая у Вяч. Иванова сопровождалась указанием на «божественное лоно» и «иерархию планов божественного всеединства ».
У А. Ф. Лосева такого рода расшифровка «загадочного предмета» или «общего предела» была, по вполне понятным причинам, невозможна. Вместо нее он мог, например, особо отметить «последнюю строфу» стихотворения Лермонтова «Когда волнуется желтеющая нива...», которая придает всем образам этого произведения «некоторый символический момент», поскольку «говорит об исчезновении тревоги в душе поэта, о разглаживании морщин на его челе и т.д.». Таким образом, «если символ не есть метафора, то он не есть также метонимия и синекдоха, и вообще он не есть троп».
Все три варианта поэтического образа с открытой семантикой в художественном произведении могут быть взаимосвязаны. Рассмотрим, например, соотношение параллелизма и символа в стихотворении Тютчева:
Ф. Тютчев. «Фонтан»
Смотри, как облаком живым
Фонтан сияющий клубится;
Как пламенеет, как дробится
Его на солнце влажный дым.
Лучом коснувшись к небу, он
Коснулся высоты заветной —
И снова пылью огнецветной
Ниспасть на землю осужден.
О, смертной мысли водомет,
О водомет неистощимый!
Какой закон непостижимый
Тебя стремит, тебя мятет?
Как жадно к небу рвешься ты!..
Но длань незримо-роковая,
Твой луч упорный преломляя,
Свергает в брызгах с высоты.
Один из аспектов образной структуры очевиден: стихотворение построено на основе параллелизма. Реальный фонтан одухотворен и цель его движения — «заветная высота», что делает его похожим на человеческую мысль, а стремление мысли к небу названо водометом.
Есть, однако, еще один аспект: достаточно обратить внимание на выделенные курсивом слова, чтобы увидеть, что оба члена параллели соотнесены с образом огня (особенно очевидно — первый, что неудивительно: ведь огонь — иная стихия, чем вода, но не мысль). В результате и фонтан в буквальном смысле, и водомет мысли оказываются разными воплощениями единого начала, т.е. соответствиями друг другу. Следовательно, в этом стихотворении параллелизм имеет своей основой символ.
«Простое», или «нестилевое» слово
Проблема «простого» или «нестилевого» слова в поэзии поставлена в книге Л. Я. Гинзбург «О лирике». Суждения ученого легче будет освоить, если мы выделим в них следующие основные пункты.
1. Поэтическим делает слово контекст, а не только традиция словоупотребления. Так, слово «организм» в стихотворении Пушкина «Осень» названо «прозаизмом». Тем не менее в контексте стихотворения оно выполняет функцию поэтического слова.
2. Повседневное слово освобождено у Пушкина от традиционного для него контекста (комического, бурлескного). Мы можем сопоставить традиционное и нетрадиционное словоупотребление.
Сравним строки из «Графа Нулина»:
Кругом мальчишки хохотали.
Меж тем печально, под окном,
Индейки с криком выступали
Вослед за мокрым петухом;
Три утки полоскались в луже;
Шла баба через грязный двор
Белье повесить на забор;
Погода становилась хуже:
Казалось, снег идти хотел...
и аналогичную картину в стихотворении «Румяный критик мой, насмешник толстопузый...»:
Смотри, какой здесь вид: избушек ряд убогий,
За ними чернозем, равнины скат отлогий,
Над ними серых туч густая полоса.
Где нивы светлые? где темные леса?
Где речка? На дворе у низкого забора
Два бедных деревца стоят в отраду взора,
Два только деревца. И то из них одно
Дождливой осенью совсем обнажено...
Вот, правда, мужичок, за ним две бабы вслед.
Без шапки он; несет под мышкой гроб ребенка
И кличет издали ленивого попенка,
Чтоб тот отца позвал и церковь отворил.
Скорей! ждать некогда! давно бы схоронил.
Вполне ясно, что в первом случае «повседневное» слово имеет как раз «комические и гротескные» функции; но во втором случае ни о каком комизме говорить не приходится.
3. Отсюда становится понятен и третий момент: «прозаизм» — «нестилевое слово, т.е. слово, не принадлежащее к тому или иному стилю».
4. Не принадлежа готовому стилю, оно принадлежит данному новому и даже индивидуально-неповторимому контексту: «безобразные слова, не связанные заданными ассоциациями, особенно сильно реагируют на контекст, выносят из него обширные значения». Вполне понятно, что традиция словоупотребления (в частности, поэтическая традиция) направляет мысль в совершенно определенную сторону и этим сужает спектр возможных ассоциаций.
5. Традиционная и обычная, непоэтическая лексика в контексте поэтического произведения взаимодействуют. С этим мы уже сталкивались, говоря о стихотворении «Осень».
Теория литературы / Под ред. Н.Д. Тамарченко — М., 2004 г.
Все изображения и цитаты приведены в информационных, учебных и ознакомительных целях, а также в целях раскрытия творческого замысла.
 |
 |
Пауза. В лирических произведениях пауза выражается многоточием или тире; в стихотворном ритме — цезурой. Особую ро...
|
 |
|
Оксюморон (гр. oxymoron – букв. остроумно глупое) — соединение несовместимых (противоположных) понятий. Част...
|
 |
|
01.05.2024
1 мая вся страна отмечает Праздник весны и труда. Он посвящен солидарности трудящимся ...
|
 |
|
02.05.2024
2 мая исполняется юбилей со дня рождения Джерома Клапки Джерома, известного английско ...
|
