Среднеазиатская литература в XI—XII вв.

Среднеазиатская литература в XI—XII вв.

Особое место в литературе XI в. занимает поэма «Вис и Рамин», написанная Фахриддином Асадом Гургани в Исфахане, видимо, около 1054 г.

Сюжетная канва поэмы следующая.

Шах Мубад устроил пир в весенний праздник. На пиру он познакомился с красавицей Шахру и влюбился в нее. Но Шахру уже не молода, она не отвечает шаху взаимностью, однако обещает, когда родит дочь, выдать ее за него замуж.

Вскоре Шахру родила дочь изумительной красоты, и ее назвали Вис. Когда дочь подросла, то Шахру, забыв слово, данное Мубаду, по зороастрийскому обычаю (брак между ближайшими родственниками) выдает Вис замуж за своего сына Виру.

Мубад, узнав об этом, пошел войною на отца Вис. Угрозами и щедрыми подарками он склонил Шахру выдать за него Вис, которую и увез с собой в Мерв. Вис горюет о Виру. Ей ненавистен старик Мубад.


Тем временем в Вис влюбляется юный брат Мубада — Рамин. Посредником между ними служит хитрая нянька-кормилица, которую Рамин привлекает на свою сторону тем, что временами ухаживает и за ней.

Между Вис и Рамином вспыхивает страстная любовь, которой они предаются, каждый раз ловко обманывая Мубада, опять-таки не без помощи нянюшки. Вис отправляется погостить к матери в Мах (Мидия). Следом за ней тайком пробирается и Рамин.

Семь месяцев они проводят в безмятежных утехах. Мубад, догадавшись о происходящем, приехал в Мах и горько упрекает Вис в измене, которую Вис, однако, упорно отрицает. Тогда Мубад предлагает испытать Вис огнем: пройти в доказательство своей невиновности сквозь пламя костра.

Вис притворно соглашается. Когда Мубад отправляется к жертвеннику, Вис и Рамин по совету нянюшки и вместе с ней бегут в Рей, где скрываются у друга Рамина — Ширу. Узнав о происшедшем, Мубад впадает в бешенство, но мать Мубада уговаривает его примириться с Рамином и не мстить ему, а в награду обещает вернуть ему Вис. Мубад соглашается.

Любовь Вис и Рамина и их тайные связи, однако, не прекращаются; и не раз с помощью различных, часто весьма комических, уловок они обманывают шаха. Вместе с тем в одно из своих путешествий Рамин влюбляется в красавицу Гуль, забывает Вис, но потом возвращается к ней и после долгих просьб и увещеваний с его стороны вновь добивается любви Вис.

Поэма заканчивается тем, что Рамин решает поднять восстание против своего царствующего брата, чтобы свергнуть его и воссесть на престол. Но ему помогает случай — во время охоты дикий кабан нападает на Мубада и разрывает его на части. Рамин становится шахом, к нему столь же законно переходит и Вис.

Устанавливается идеальное государство справедливости и равенства. Рамин после смерти Вис отказывается от царства в пользу двух своих сыновей. Он делит царство между ними и отправляется в храм огня, где в молитве проводит последние дни своей жизни.

Как видно, эта поэма также имеет параллель в средневековой французской литературе, а именно в легенде о Тристане и Изольде.


О происхождении сюжета поэмы среди ориенталистов идут споры. Одни ученые считают, что еще в пехлевийской (доисламской, иранской) литературе бытовал аналогичный сюжет, который и переработал автор «Вис и Рамин» (кстати, об этом говорится даже в начале поэмы), другие утверждают, что фабула поэмы — вымысел самого автора.

Смелый Рамин опасается «людей базара», говорливого, пестрого, шумного, балагурящего, разношерстного восточного базара, а также «людей земли и ремесел» — пастухов, хлебопашцев, водоносов, охотников, рыбаков, кузнецов и горшечников, их острых на язык жен. Именно их мысли и настроения, оценки и суждения, суды и пересуды выражает автор поэмы XI в. В том, что это так, нас убеждает и неожиданный финал.

В разгаре любовной интриги, когда трагическое и комическое перемешалось так, что не разберешь, где начало и где конец, и действие дошло до кульминации, появляется в роли рока кабан, в мусульманской среде не весьма почитаемое животное. Одним ударом клыков дикий кабан разрывает царя Мубада.

Мгновенно наступает развязка, а вслед за нею в оставшихся нескольких страницах поэмы коренным образом изменяется весь ее стиль, характер изображения героев: Вис и Рамин становятся добрейшими и справедливейшими из справедливых царей.

Дальше довольно «хроникально», но достаточно полно перечисляются все благодеяния справедливого монарха, целая программа тех же «людей земли и ремесел»: строительство городов, благоустройство пригородов и селений, возведение караван-сараев, бань, колодцев, щедрая раздача милостыни нищим, превращение бедняков в богатых, обеспечение спокойствия на караванных путях, назидания вельможам и чиновникам, чтобы они не обижали слабых, установление честных судов, уничтожение лихоимства и произвола («и были пред судом его равны богач и нищий, раб и царь страны»), выдвижение ученых в качестве советников «царя царей» — одним словом, осуществление мечты средневекового человека.

Фахриддин Гургани занимает особое место в персидско-таджикской литературе. Как и у других ее выдающихся представителей, мы обнаруживаем у Гургани такие черты, как выражение гуманистических идеалов просвещенного горожанина, уважительное отношение к иранской древности, противостоящей исламу, и даже попытки ее воскрешения.

Но если в центре внимания его предшественников и, заранее скажем, преемников стоит положительный идеал человека, то у Гургани главные персонажи, как правило, носители отрицательного начала, хотя некоторые перерождаются в положительных героев.

Своим творчеством Фахриддин Гургани вносит в литературу Ирана сатирические элементы; думается, это может быть объяснено близостью поэта к широким демократическим кругам средневекового города.


И если на средневековом Западе связь сатирических жанров со средой горожан была повсеместной, то в высокой иранской поэзии ее не было. Сатирические, сниженные мотивы не характерны для иранской поэзии того времени.

В гуманистической художественной концепции человека у Фахриддина Гургани также есть свой положительный эстетический идеал.

Этот идеал — разоблачающая, критическая личность. Самое замечательное, новаторское состоит в том, что в такой роли выступает сам Гургани, автор уникальной для восточного средневековья поэмы.

О характере панегирической поэзии, особенно с X в. и позже, метко писал русский иранист В. А. Жуковский в известном исследовании об Анвари (XII в.): «Поэзия и ее направление отданы в руки вельможного сословия, но зависимость эта была закреплена еще осязательнее, когда положение поэтов при дворах было признано официальным.

Почин в этом деле положил знаменитый Махмуд сын Себук-тегина, Махмуд Газневидский, при дворе которого подвизались около 400 поэтов. Он учредил должность «царя поэтов» и впервые вручил ее своему любимцу Унсури. Это превратило двор в присутственное место литературы.

Поэт же превратился в простого ремесленника, который по заказу, известному рецепту и традиционным приемам фабриковал вирши; поэзия стала «наукою хитро льстить языком и пером — значит, говорить и писать такую ложь, которая была бы знатным приятна, а льстецу полезна и которая состоит из бесстыдных похвал большому барину за те заслуги, которых он не делал и за те достоинства, которых он не имеет».

Едва ли не самым ярким представителем, более того, живым олицетворением этого века крайностей в поэзии можно назвать самого Анвари, который первоначально прославился как непревзойденный мастер касыды.

Но именно он завершает свой поэтический путь таким резким памфлетом против придворной касыды, острее которого не писал никто в иранской поэзии, даже Насир Хосров:


О придворных поэтах речь мою разумей, —

Чтоб толпу лизоблюдов не считать за людей!

Ведай: мусорщик нужен в государстве любом, —

Бог тебя покарает, коль забудешь о том.

Если скопится мусор вкруг жилья твоего —

Без носильщика, брат мой, приберешь ли его?..

А в поэте-рабе нет нужды никому,

И хозяйство вселенной не прибегнет к нему.


Коль тебе ради хлеба наниматься пришлось,

Так носи лучше мусор, а поэзию брось.

(Перевод А. Кочеткова)

Сам Анвари на склоне лет избрал убогую келью дервиша (ум. ок. 1170).

Порицанию панегирической поэзии посвящали яркие строки и другие придворные поэты — Камалиддин Исмаил, Захириддин Фарьяби и поэт из Азербайджана Хагани.

Вершиной поэзии гуманистического направления стал великий поэт, математик и философ Омар Хайям Гиясаддин Абу-ль-Фахт ибн Ибрахим (ок. 1048—1131).

До нашего времени дошло около двух тысяч рубаи, приписываемых Хайяму, но с относительной уверенностью можно отнести к Хайяму не более ста рубаи.

Годы учений и странствий Хайяма проходили в разных городах Хорасана и Мавераннахра — в Нишапуре, Самарканде, Бухаре, Балхе. Он был не только выдающимся математиком, но и настоящим энциклопедистом своего времени.


Имам Хорасана; Ученейший муж века; Доказательство Истины; Знаток греческой науки; Царь философов Востока и Запада — таков далеко не полный почетный титул Омара Хайяма в зените его славы.

В философии он признавал себя последователем Ибн Сины. К двадцати пяти — двадцати шести годам он написал прославивший его алгебраический трактат.

В 1074 г. был приглашен в Исфахан (на Юге Ирана) — тогдашнюю столицу сельджукидского султана Малик-шаха — руководить обсерваторией. Там он составил в 1079 г. на основе длительных астрономических исчислений солнечный календарь, наиболее точный из всех существующих доныне.

Там же написал второй знаменитый математический труд — «Комментарии к трудностям во введениях книг Евклида» и некоторые короткие философские сочинения, в частности «Трактат о бытии и долженствовании».

Свой философский трактат Хайям написал почти эзоповым языком в форме ответа на три вопроса судьи провинции Фарс, дабы снять с себя подозрения в том, что он не признает бытия бога и необходимости выполнять религиозные обряды.

Когда в 1092 г. погибли покровители ученого Малик-шах и его главный везир Низам аль-Мульк и была закрыта Исфаханская обсерватория, Хайям пытался было заинтересовать наследников шаха астрономическими занятиями и составил на фарси занимательно написанную книгу «Ноуруз-наме» («Книга о празднике весеннего равноденствия ноуруз»).

Но попытка не дала результатов. Через несколько лет столица Сельджукидов была вновь перенесена в Мерв. Хайям переехал туда и продолжал свою научную работу.

Окруженный недоброжелателями из числа реакционного духовенства, он, видимо, придерживался правила «молчание — золото» и избегал публичных выступлений или, как пишет Бейхаки, «был скуп в сочинении книг и преподавании». Все же десять трактатов, составляющих, возможно, все письменное научное наследие Омара Хайяма, до нас дошли.


О том, что отношение духовенства к Хайяму принимало порой опасное для него направление, свидетельствует автор XI—XII вв. Кифти, который в «Книге мудрецов» рассказывает: «Когда же его современники очернили веру его и вывели наружу те тайны, которые он скрывал, он убоялся за свою кровь и, легонько схватив поводья своего языка и пера, совершил хаддж (паломничество в Мекку) по причине болезни, не по причине богобоязненности, и обнаружил тайны из тайн нечистых. Когда он прибыл в Багдад, поспешили к нему его единомышленники по части древней науки, но он преградил перед ними дверь преграждением раскаявшегося, а не товарища по пиршеству. И вернулся он из хадджа своего в свой город, посещая утром и вечером место поклонения и скрывая тайны свои, которые неизбежно откроются. Не было ему равного в астрономии и философии...».

Из свидетельств современников и близких по времени преемников точно известно, что Хайям складывал четверостишия (рубаи).

Четверостишие исполнялось устно, вероятно, пелось. Его легко было запомнить. Факт существования «хайямовских рубаи» неоспорим. Какие из них принадлежат именно ему лично? Прежде всего те, которые близки ему по духу, о которых мы узнаем из строк авторов, знавших его, а также из того, что мы вычитываем между строк его трактатов.

Каково же оно, хайямовское мироощущение?

Это прежде всего утверждение прав своего «Я» как творческой личности:

Если скажут, будто я пьян, — я таков!

Если «безбожник», скажут, «буян», — я таков!

Для этих — мудрец, для тех — отшельник, безумец.


А я такой, каким я дан. Я таков!

(Перевод И. Сельвинского)

История всемирной литературы: в 9 томах / Под редакцией И.С. Брагинского и других - М., 1983-1984 гг.

Все изображения и цитаты приведены в информационных, учебных и ознакомительных целях, а также в целях раскрытия творческого замысла.

Другие статьи по теме:
Среднеазиатская литература в XI—XII вв. – продолжение
Хайям писал в одном из своих научных трудов: «...мне сильно мешали невзгоды общ...
Литературные деятели Средней Азии в XI—XII вв.
Абу Абдаллах Мушрифаддин ибн Муслихаддин Саади Ширази, по-видимому, родился не в 80-е...
События в мире культуры:
День детской книги - 2 апреля
02.04.2024
2 апреля празднуется Международный день детской книги. Традиция отмечать этот знамена ...
Юбилей со дня рождения Николая Васильевича Гоголя
01.04.2024
1 апреля – день рождения великого русского писателя и драматурга, автора известной по ...
Сообщить об ошибке на сайте:
Сообщить об ошибке на сайте
Пожалуйста, если Вы нашли ошибку или опечатку на сайте, сообщите нам, и мы ее исправим. Давайте вместе сделаем сайт лучше и качественнее!

Главная страницаРазделыСловариПоискНовости